– Конечно, я осведомлен, что город больше не расширяется и помещения становятся все дороже и дороже, – ответил владелец заведения, – но, знаешь ли, у меня тут мясной ресторан, а не чайня, так что дракончик заведению не по карману…
– Мясной? – переспросил юноша, уставившись мимо обрамленной донельзя жидкими кудрями головы мастера Вайерра на трогательно плывшие в салатовых вензелях дирижабли. – Здесь подают органическое мясо?! Что, настоящее?
– Вот, учись, – сказал я, с важным видом отдав знак внимания в сторону паренька, которому как раз подали что-то из приготовленных на живом огне, а значит, тающих на языке блюд, составлявших настоящую гордость толстяка-мастера, – как нужно распоряжаться деньгами: этот миловидный юноша, кроме нюха на верные денежные вложения, не обладающий никакими иными талантами или преимуществами, потратил все свои сбережения и зарплатные кредиты года на полтора…
– На три! – поправил меня, чуть при этом не поперхнувшись, объект моих восхвалений.
– На три года, – торжественно продолжил я, – во имя того, чтобы приобрести контракт вашего покорного повествователя и как следует заняться познанием науки чая, коя, безо всяких сомнений, выведет его из нищеты вкуса и мрака стадионных подтрибун к сиянию прекрасного, отличной карьере и успеху в женском обществе.
– Малыш, – попытался проникнуть умом в ситуацию Вайерр, – ты что, действительно потратил все свои деньги и влез в долги, чтобы купить профессионального чайного дракончика?
– Уу, – ответил тот, даже не подняв головы от тарелки.
– Тут, к слову, очень серьезная ситуация. И ее надо обдумать на все три головы, – подытожил я, вводя хозяина мясного дома во вторую часть своего рассказа. – Дело в том, что речь во всей этой несколько необычной истории идет о внимании некой особы…
– Вот как, малыш? И кто она? – полюбопытствовал Вайерр, как только мой новый хозяин проглотил последний кусок с тарелки.
– Ну, – начал повествовать юноша, – она со стадиона.
– Пилот, наверное? – сразу пустился в расспросы толстяк. – Гонки?
– Да, своего рода…
– Ясно, – переключил я снова внимание на себя, – она имеет исключительный вкус на чай.
– Вообще-то, я купил вас не для того, чтобы насыщать чай, – разговорился отогревшийся и разомлевший от душевного тепла и еды парень и пустился в объяснения, от которых у меня перед глазами расцвели и заплясали нервные мурашки: – Речь идет о специфическом насыщении пустой маслянистой ликры…
Дальше я не услышал, так как, кажется, потерял сознание.
Глава третья: про чай
Никакого чувства новизны я по пути до нашего с пареньком жилья не ощущал. Но не потому, что я часто бывал в этой части города, и не потому, что я не волновался, а по одной той причине, что я вообще перестал что-либо чувствовать с тех пор, как мне дали понять, что в ближайшее время (а когда найдется для меня новое назначение, никто точно не знал, и это могло оказаться вопросом нескольких месяцев) мне не удастся погрузиться в чай.
Да ладно бы речь шла только о самом погружении. Ведь что собой представляет, по сути, сам чайный напиток? Да сущую мелочь! Ничто! Чайный напиток – это… просто заваренный с должной степенью перфекционизма в деталях экстракт небесной благодати, олицетворения смысла жизни и вкуса к ней. А это в контексте чая как явления лишь малая доля его естества.
Нет, я не так уж и сильно переживал, что мне еще долго не удастся погрузиться на дно бульотки. Дело тут крылось глубже. Чай для чайного дракончика – это не жизнь и уж тем более не образ жизни. Чай – это бесконечная канва времени, это река-судьба, где мы беспрерывно существуем и вне которой нас нет. Это связь времен и связь поколений, при том не какая-то там жиденькая связь вроде кровного родства или интеллектуального наставничества, о нет…
Это сложная философская, имеющая множество и множество взаимоперетекающих смыслов, глубоких культурных кодов, огромных социальных значений и поведенческих паттернов система! Это целый мир под поверхностью вашей кружки, и мир не примитивный – это высший мир, утонченный и искренний, полная величия и мудрости вселенная подлинных чувств! Не существуют вне чая чайные дракончики! Никак! Потому что жизнь – это чай! Не «как чай», а чай! Сам чай – это жизнь! И иначе никак и никогда быть не может!
А этот отказавшийся от зарплаты идиот не умеет пить чай! А значит, он не умеет жить! Все. Точка. Если я его вдруг убью, то меня не посадят, а если посадят, то отправят на каторгу, а если на каторгу, то там мне придется работать, а если работать, то по профессии, а раз по профессии – значит, восстановлю верный порядок вещей.
Задержавшись на последней мысли со сладким расслаблением перенесенной агрессии, я успокоенно выдохнул, улыбнулся сам себе и попытался понять, где я.
Оглядевшись, я понял, что паренек несет меня по казавшемуся бесконечным в оба направления коридору, пролегавшему под стадионом. Очень скоро мы свернули в неприметное темное ответвление по другую сторону от выхода к арене, потом свернули еще раз и еще (я уже на этом совершенно запутался) и под конец неисчислимых петляний добрались до маленькой и тесной комнатушки, в точности похожей на ту, что я себе представлял, думая о месте ночлега своего нового приобретателя.
Открыв дверь и еле-еле запалив газовый рожок, молодой механоид отпустил меня на рабочий стол, заваленный всяким хламом – железяками неизвестного назначения и клочками бумаг, создававшими на небольшом пространстве столешницы хаотическую мешанину.
Я, боясь приклеиться к чернильным пятнам или что-нибудь подцепить, стоял не двигаясь, внимательно следя за тем, как юноша снимает уличную куртку, плюхнувшись на кровать. Узкая, заправленная ветхой зеленоватой рогожкой, та занимала почти все свободное место, так что переместиться, не присев на нее, было невозможно механоиду любых габаритов, а великан вроде Вайерра тут бы застрял и не выбрался наружу, предварительно вдвое не похудев.
– И чем мы займемся? – осторожно осведомился я, даже не зная, на какой ответ надеюсь.
– Ну, – добродушно начал парень, задрав голову и выловив из вороха висящей над головой разномастной одежды местную спецовку, – обычно я занят весь день, но иногда бывают выходные. Они достаточно редкие, так что завтра с утра разработаем план, и по нему каждый будет работать независимо – на случай, если мы вообще не будем встречаться, – посмотрев на меня и подумав, он решил пояснить: – Не будем встречаться, пока бодрствуем.
– Ты меня кинешь в чан с отвратительным ликровым маслом прямо сейчас? – поинтересовался я холодно.
– Я бы не стал именно так это описывать, но в целом – зачем откладывать, – улыбнулся парень, поставил на стол какую-то банку с чем-то непонятно-механическим запертым внутри, открутил широкую толстую крышку и осторожно взял меня в руки. – Там все просто: прикрепитесь ликровым клапаном и произведите ликрообмен. Нужен просто образец вашей ликры.
И дальше, не успел я пискнуть и слово протеста (хотя, возможно, успел, однако тот так и остался неуслышанным), юноша опустил меня внутрь и банку закрыл.
Следующие несколько десятков секунд растянулись чуть ли не в часы кошмара, в течение которых механические конечности неясного существа, вдвое, а то и втрое превосходившие ширину моего тела, пытались меня раздавить о толстые стенки мутного стекла.
Я кричал, я совершенно не понимал, что происходит, и даже не пытался выполнить никакого ликрообмена. Единственное, на чем я оказался сосредоточен, это спасение собственной жизни, и скоро мне удалось подняться наверх, чудом уйдя от очередной атаки механического чудовища, из-за которой банка треснула, потом треснула еще больше, и на этом, когда пустая ликра из нее полилась, безрассудный мальчишка наконец снова открыл крышку и меня выловил. Я тут же его укусил.
– Ай! – вскрикнул он и встретился ошарашенным взглядом с моим, ничуть наверняка не отличавшимся, и, кажется, только сейчас понял, какое чудовищное сотворил надо мной насилие.
